День выдался ясный, с терпким ветром, пахнущим камнями, мокрой листвой и чем-то ещё, более тонким — ожиданием. Таким, что садится на плечо, покуда ты ещё на пороге, и шепчет в ухо: ну давай, начнём уже это безумие. В этот раз Оророн даже не спорил. Только усмехнулся про себя и крепче перехватил ручку плетёной корзины.
Ситлали шла рядом. Конечно, не по своей воле — точнее, по своей, но лишь наполовину. Уговорить её было отдельным искусством, из тонких ремёсел, сродни плетению серебряных нитей в полночь. Он выбирал моменты, будто ловец жемчуга на границе шторма и тишины. Не сразу, не с наскока — Ситлали таких наскоков не терпела — а терпеливо, выверенно. Ловил вечер, когда она сидела на веранде, с полузабытой книгой в руках, и бокалом красного на подлокотнике. Ждал, когда первый бокал смягчит её плечи, а второй — сделает мягче голос. И тогда между прочим, между строк и глотков, ронял:
— Бабуля, а ты ведь раньше говорила, что настоящая мудрость — это делиться. Разве нет?
Или, чуть позже:
— Ты знала, что женщины в горах, если долго живут в одиночестве, начинают разговаривать с камнями? Серьёзно. Камни отвечают, но тихо. Им бы кто-то, кто поймёт, знаешь?
Так, по капле, по слову, он вёл её к этому дню.
Склон горы начинался плавно, вытянутой ладонью скалистого великана. Ступени давно заросли травой, но её ещё можно было различить под стоптанной тропой. Оророн шёл чуть впереди, в одну руку вжал корзинку — тяжёлая, с тугими боками помидоров, пахнущих солнцем, и пучками зелени, что щекотали запястье. Другой рукой придерживал края плаща, чтобы не цеплялся за ветки.
— Тут немного в обход, — обернулся через плечо, на миг притормозив. — Прямая тропа заросла. Или это она так решила. Ей не нравится, когда приходят легко. Говорит, если хочешь добраться — потрудись.
Он не спешил. Ни шагов, ни слов. Говорил размеренно, будто рисовал путь голосом, чтобы не сбиться с ритма. Воздух густел — чем выше, тем чище, но и тем плотнее вокруг становилось молчание.
— Я, конечно, пытался. Ты же знаешь меня. Болтать — не мешки таскать. Сначала думал: ну, уговорю, как всех. Улыбнусь, мате принесу, какой-нибудь трюк — и всё. Но она другая. Не потому, что злая. Просто слишком долго одна. Тебя она ждёт. Только тебя.
Он слегка кивнул себе под нос, будто подтвердил сказанное самому себе.
— Говорят, она коронована заврианами. Потом — ушла. Не потому что не получилось, а наоборот: получилось слишком хорошо. Люди начали приходить, и приходить, и приходить… А она — человек тонкий. Когда ты слушаешь чужую боль слишком долго, она становится твоей. Вот и выбрала горы.
Тропа пошла круче, камни хрустнули под ногой. Оророн шагнул вверх, свободной рукой ухватился за корень, торчащий из земли, и подтянулся.
— И вот теперь она… как бы сказать… она гниёт изнутри. Не от тела, не от времени — от молчания. Оно её ест. Я это видел. Она говорит будто бы со мной, а на самом деле — с пустым местом рядом. Как будто тебя уже ждёт, но боится надеяться. А я не могу ей помочь. Мне слов не хватает. А тебе — хватит. У тебя же там… — он прищурился, будто разглядывая далёкий пик, но на самом деле краем глаза следил за Ситлали. — …эти твои книжки. Ну, ты поняла. Где всё про то, как в конце все целуются, а посередине — страдают.
Он усмехнулся, едва заметно, только уголками губ, чтобы не вспугнуть.
— Я не осуждаю. Честно. Даже завидую немного. У меня максимум — это сказки про трёх драконьих ведьм и один сундук с секретом. А у тебя — миры. Миры, где всё всегда возможно, если захотеть.
К тому моменту, как тропа вывела их на маленькую террасу у подножия следующего выступа, солнце успело уйти за хребет. Свет стал резче, холоднее, и тени, словно вымытые дождём, ложились на камни строгими линиями.
Он поставил корзину у большого плоского валуна. Присел рядом, стянул перчатки, спрятал их в карман.
— Она будет чуть ниже. Там небольшой лагерь у скалы. Ну, знаешь, как в сказках — ловцы снов, светящиеся узоры, и дым, который пахнет лавандой и сожжёнными письмами. Я спущусь с тобой. Но лезть — не буду. Это между вами.
Оророн вытянул ноги, запрокинул голову назад, ловя последние лучи.
— А если что — я подожду. Я умею ждать. Особенно если есть шанс, что всё это было не зря.
Пауза.
— …И да, если ты всё-таки взяла те книжки — может, потом дашь почитать. Ради расширения кругозора, так сказать.
Он снова улыбнулся. Спокойно. С благодарностью. И, как всегда, с каплей того самого лукавства, что делало его слова мягче, чем они казались.
Отредактировано Ororon (Вчера 13:39:15)