Превые вести из Разлома принесли маги, проповедовавшие в затерянных среди скал Лиюэ селениях хиличурлов. Утонувшие в проклятии Небесного Порядка создания сильнее их, сроднившихся со своей участью, почувствовали притяжение глубин, прежде скрытых за печатями.
Следом тропы в изломанных склонах звёздного кратера нашли разведчики Ордена. Из темноты подземелий они принесли описания знаний, обращённых в грязь, и странного умиротворяющего воздуха.
И лишь после, оставив свои исследования, в Разлом спустились Чтецы.

Уэргу прибыл в Лиюэ из Инадзумы с мыслью, что вряд ли будет полезен в непосредственном изучении эффекта Разлома. Движение естественных энергий в недрах земли никогда не было его специализацией. Но он сам просил о возможности спуститься в глубины ради поиска подходящей руды для меча из кости Оробаси. Чем больше времени он проводил над тем, что мог найти в Витой Бездне и на Татарасуне, тем меньше ему нравился процесс.
С тем Пурпурная Молния оказался в нерукотворных галереях, выцарапанных людьми шахтах, среди люминисцирующих грибов и драконьих выродков. И воздух здесь действительно был иной. Первое время Уэргу посчитал это влиянием Скверны, просачивающейся из глубин.
А после он самоуверенно решил, что на глубинных тропах для него нет опасности и отправился в одиночное исследование, дальше, где воздух тяжелел. И там он встретил Скельда.
Он помнил своё имя. Он помнил своё предназначение. И это всё, что он помнил, одинокий воин мёртвой земли. Глухой шлем рыцаря Змея не мог скрыть страдания, которое приносило ему каждое движение, и Уэргу, раненый его стремительным движением наперерез пути, ярко вспомнил это.  Гниение плоти на живых костях. Руки, движущиеся лишь напряжением всех волевых сил и выжигающей до дна души ненавистью к несправедливости небесной кары. Последнее намерение, заклеймившее рассудок, и только и способное заставить их поднимать инструмент и продолжать работу над механизмом возмездия.
Прежде Уэргу бы не подумал противостоять гвардейцу королевского двора. Но от силы Скельда осталась лишь тень, а над Пурпурной Молнией распростёрла длань сама Бездна.
Над распадающимся телом и мгновенно взявшимся ржавчиной доспехом Уэргу читал молитву и заклятия, пока от брата не осталась лишь жемчужина. Вернувшись к витой башне, он похоронит её рядом с теми, кто отдал жизни за Каэнрию.
Но не сейчас. Но не сейчас, не теперь.

Оставляя в локаторах новые поисковые частоты, родственные жемчужине, Уэргу оправдывал себя тем, что зашёл слишком далеко в поисках руды, чтобы терять время для возвращения. Но правда в том, что его трясло фантомной мерзостью превращения мышц в студень, прошитый хлипкими нитями нервов и едва наполненными загустевшей кровью сосудов. Накрывало тошнотворным ужасом бессилия перед необходимостью встать. И бесконечной виной перед теми, кому он обещал спасение.
Хатлаф — он успел пробормотать своё имя перед тем, как Уэргу закончил его дозор. Вкладывая выпавший штандарт в рассыпающуюся руку, он вспомнил, как в последний раз вложил меч в ослабевшую руку Сигрид, Танцующей с Клинками. Её место тоже было там, среди павших рыцарей, чей разум не выдержал прикосновения Бездны.
Эдгето едва не окончил поход Уэргу по подземелью, но окружавшие его подземные воды служили хорошим проводником для электро, и боли Чтец уже не чувствовал, а собственные силы больше не казались ему чем-то значительным рядом с необходимостью идти дальше.
То, что гнало его вперёд тогда, в бесполезном кожаном мешке кое-как скрепленных костей, теперь поднимало, придавало форму и отправляло дальше. Пока он не будет уверен…
В древних руинах, что были старше самой истории, рыцарь Хиглак последними словами оставил собственное благословение, и Уэргу вторил ему на своём пути дальше.
Наше воскрешение не остановить.
От него почти ничего не осталось. Как и сотни лет назад, он истончился, заострился до одного только смысла. И, кажется, пропустил момент, когда его стало недостаточно.
Его милосердие столкнулось с чужой местью. Серкиру было всё равно, кому нести свою месть, и он не желал освобождения. Его дух кипел, и в последние свои удары он вкладывал всё то, что желал обрушить на самозваного судью, обрёкшего их на существование без будущего.

Дальнейший маршрут Пурпурная Молния вряд ли мог бы пересказать. Разум его был чист и подчинён лишь одной цели, всё лишнее облетело с него, а тело существовало лишь от близости Скверны.
В какой-то мере он сроднился с теми, кого искал в этих подземельях, когда встретил других. Они не были рыцарями Змея. Должно быть, они изучали здесь руины, сочащиеся покоем. В слаженности их движений, в словах Уэргу видел узы, что прочнее родственных. Так сражаются те, кто согласовал мысли и души задолго до того, как научился биться.
Электро-атаки разбивались об электро-щит Агнара, а пламя Эгиля грозило сожрать самого Уэргу. Он не мог этого допустить. Его отягощали жемчужины, которым в таком случае не найти успокоения под надгробием. Его страшило то безумие, что опустошало взгляды проклятых исследователей, выламывало их тела и души в бесформенную стихию.
Стихию, которой он не мог управлять напрямую, не отказавшись от электро.
Падая в объятия скверны, заливающей здесь всё, Уэргу осознал то, что носил с собой всё это время, одержимый одним лишь намерением отпустить сородичей из их проклятия.
Стихию не обязательно принимать. Лишь рождение под фальшивым небом определяет их взгляд на энергии, но Её Высочество вовсе не делит энергии между собой. Их истинная сила здесь — в Бездне, в неделимой пустоте.
Так родился первый тотем из темноты, окутавший ядро из электро. Огонь Агнара попал во второй, когда тот вознамерился уничтожить Уэргу до последних хлопьев пепла.
Щиты безумцев лопнули от перегрузки, и их имена Пурпурная Молния поставит рядом на одной плите.

Бульвайф не был один, и он принял бой как должно воину. В гибели он видел освобождение, и Уэргу подарил его и его последователям.
Третий тотем родился в схватке с Ронетом. Его крио-стрелы долго не подпускали Пурпурную Молнию достаточно близко, а обе руки Уэргу были заняты уже захваченными тотемами.
Лишь отчитав молитвы над тёмной жемчужиной, Уэргу заметил, что его рука держит книгу, а оставшиеся три — по одному энергетическому тотему. И значения у этого было не больше, чем у запросов Соры к механизму платьев.
Из вод, окружающих Хергера, Уэргу наполнил четвёртый тотем, и атаки рыцарского копья больше не достигали цели. Рыцаря терзали голоса погибшей родины, Пурпурная Молния благословил его жемчужину пребывать в покое, пока великое возмездие не обрушит терзающий их Закон.
Ретель был последним из всех, и после встречи с ним осталась только пустота. Уэргу растворённой во тьме тенью метался по пещерам, пока его перегруженный рассудок не встретил остужающий взгляд из-под шлема Злых Течений.
Его голос, лишённый безумия, вернул Уэргу к чувству долга и памяти об Ордене. И к тому, что он так и не нашёл руду, но…
— Идём.
Не сразу, но Пурпурная Молния восстановил всё, что происходило с ним за эти дни, и поведал об этом Раалу. И лишь после этого смог осознать всё, что успел усмотреть, кроме судеб несчастных.
— Стоит доложить Её Высочеству о том, что здесь покоится небесный шип. И провести церемонию упокоения.
Уэргу чинно сложил две пары рук перед грудью.
Тотемы с заключёнными в них стихиями остались висеть за его спиной.